27 января отмечается День воинской славы России – День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады (1944 год). Он был установлен в соответствии с Федеральным законом от 13 марта 1995 года «О днях воинской славы (победных днях) России» и сначала назывался Днем снятия блокады города Ленинграда (1944 год). В ноябре 2013 года наименование дня воинской славы было изменено на «День полного освобождения советскими войсками города Ленинграда от блокады его немецко-фашистскими войсками (1944)». По многочисленным просьбам жителей города, прежде всего блокадников, в декабре 2014 года название дня воинской славы снова было откорректировано, он стал называться «День полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады (1944 год)». Новое наименование этого дня наиболее точно отражает не только роль советских войск в освобождении Ленинграда от фашистской блокады, но и заслугу жителей блокадного Ленинграда в защите города.

Полную картину событий периода блокады способны дать только произведения отечественных писателей, многие из которых на себе испытали все невзгоды и лишения блокадного Ленинграда: «Седьмая симфония» Тамары Цинберг, «Блокадные новеллы» Олега Шестинского, «Дорога жизни» Арифа Сапарова и, конечно, «Дневные звезды» Ольги Берггольц.

Книга «Седьмая симфония», была написана после сценария, показанного Тамарой Цинберг Юрию Герману. С самыми первыми набросками к фильму Тамара Сергеевна познакомила сына Эрнеста в конце войны. Повесть Тамары Цинберг издана «Детгизом» в Ленинграде, в 1964 году, посвящена памяти отца. Тираж книги пришлось увеличить, так как весь он в короткие сроки был раскуплен. Автор книги — ленинградка, боец противовоздушной обороны, преодолевает все грозные восемьсот семьдесят два дня блокады. Семья Тамары Цинберг осталась в осаждённом городе Ленинграде, сохраняя архив Сергея Лазаревича.

Маленькая по количеству страниц книга знакомит нас с угрюмой и упрямой, грубоватой, весьма решительной девочкой Катей. Но именно она возьмёт на себя ежедневную заботу о маленьком мальчике, которому нет и трёх лет. Возьмёт в ту самую голодную и стылую первую блокадную зиму, где радио для жизни ленинградцев сыграло важную роль, а Седьмая симфония Бетховена, ещё Третья «Героическая» и Пятая звучали из Ленинградской Филармонии, её неотапливаемого Большого зала. Мест свободных не было никогда. Люди сидели в пальто, в ватниках, тулупчиках, в шинелях и слушали музыку/

9 августа 1942 года в стенах Большого зала прозвучит Ленинградская. Та самая — Седьмая симфония Дмитрия Дмитриевича Шостаковича... Но до этого времени надо было ещё дожить.

В «Блокадные новеллы» писателя Олега Шестинского вошли рассказы о людях родной земли, прошедших нелегкие испытания. Нравственное становление подростков, переживших суровые дни блокады Ленинграда, характеры наших современников, чистые и правдивые образы русского человека встают перед читателем во всей жизненной достоверности. 

«Мать послала меня к соседям за какой-то мелочью. Я вошел в комнату, семья сидела за столом и сосредоточенно, не обращая на меня внимания, хлебала суп. Я пригляделся и увидел, что это был накрошенный в горячую воду хлеб. И в тот же миг я по-настоящему обрадовался. Значит, из хлеба тоже можно делать суп, и мне было странно, как я об этом не догадался раньше.Теперь я знал, что у нас будет суп и жизнь будет продолжаться».

Ленинградскому писателю,  мастеру документальной прозы,  Арифу Валеевичу (Васильевичу) Сапарову суждено было стать непосредственным свидетелем и первым летописцем  героических будней   легендарной Дороги жизни. Боевая дружба связывала его со многими героями Дороги жизни, такими,  как водители Максим Твердохлеб и Кошкомбай Оспанов , военфельдшер Ольга Писаренко, капитан прославленного сторожевого корабля «Пурга» Иван Горовой и многими другими.

Неудивительно, что когда в 1947 году вышла в свет книга Арифа Сапарова «Дорога жизни» -  обстоятельное художественно-документальное повествование ,  посвященное беспримерной Ладожской эпопее - книга сразу же стала событием международного значения. Документальная повесть, неоднократно переиздававшаяся и дополнявшаяся,  была переведена на многие языки мира.

На протяжении многих лет к ней обращаются как к бесценному свидетельству очевидца и историческому документу наиболее авторитетные военные историки, такие как: Гаррисон Солсбери, Леон Гур, Дэвид Гланц и другие.

«Помню голодный, вымирающий Ленинград, трупы на улицах, ледяную стужу в редакции, ужасный хлеб, пустой суп, одичавших женщин в штанах и с безумными глазами. Выходя на улицу, возвращался с ожесточённым сердцем. Помню мрачную, чёрную весну, эпидемию цинги, грузовики трупов, небрежно прикрытых одеялами. Сколько раз пришлось отчаиваться и содрогаться сердцем. Сколько раз казалось, что всё кончено и бесполезно. И всё-таки мы выжили, устояли. Фронт затвердел, ощетинился огнём».

Повесть «Дневные звезды» Ольга Берггольц называла той Главной книгой, о которой мечтает каждый писатель. 

«С чувством спокойной твердости пошла обратно в город. Я была также слаба, но я знала, что должна идти, жить и работать», - писала она о своей работе на радио. А представление о том, с каким голодом приходилось сталкиваться жителям блокадного Ленинграда, можно узнать по этим нескольким строчкам повести:«На Кузнечном землю продают. Когда склады горели, оказывается, масса расплавленного сахара в землю ушло. Первый метр - сто рублей стакан, второй - пятьдесят. Разводят водой, процеживают и пьют»,  - писала Берггольц. 

Но самыми знаменитыми ее словами является последняя строчка из стихотворения, написанного в 1959 году для мемориальной стелы на Пискаревском кладбище Ленинграда: «Никто не забыт и ничто не забыто».

Одни из самых тяжелых месяцев блокады пришлись на зиму 1941-42 годов. Именно это время описывает Людмила Никольская в повести «Должна остаться живой».

«В ленинградских дворах тихо. Давно не слышно ребячьей возни, шума и криков. Дворы опустели. Кто эвакуировался ещё в начале войны, а кого уже унесла смерть. Оставшиеся невылазно сидят в своих холодных промозглых квартирах и боятся голодной смерти. А бывает смерть понятной и справедливой?», - задается автор вопросом, на который, впрочем, во время Великой Отечественной войны не было ответа, нет его и сейчас, и вряд ли он когда-нибудь найдется.

Однако, несмотря на весь трагизм повести, она все же наполнена светлым оптимизмом и надеждой, что Война когда-нибудь закончится:

«Война идёт шестой месяц. Целую вечность. Всё резко разграничилось. До войны. В войну. Словно две жизни. Та промчалась, а эта длится целую вечность. Хочется плакать или замереть на месте и ждать, когда она кончится. Ведь должна же война кончиться?» - именно эта мысль поддерживала силы в жителях блокадного Ленинграда, ведь даже в самые ужасные времена надежда – последнее, что покидает человека.

Надежда на мирное небо над головой, надежда на возвращение с фронта отцов, братьев и сыновей…

Надеждой в светлое будущее жил и Александр Крестинский – русский писатель и поэт, переживший блокаду в подростковом возрасте. Надежда не покидала писателя даже после смерти отца и, возможно, помогла ему выжить в это нелегкое время. В рассказах из цикла «Мальчики из блокады» Крестинский рассказывает о том времени глазами детей, которых Война лишила самого главного – детства.

«Он стащил с плеча вещевой мешок, стал развязывать.  - Возьмите... Это конина.  Кроня протянул маме длинный сверток.  - Кронечка, да что это вы!.. Да вам самим пригодится... - Мама вдруг перешла на "вы". - Зачем же вы так... Возьмите обратно.Мама говорила торопливым шепотом, она задыхалась от волнения, от радости, от того, что держит в руках чудо, волшебство, мясо! И, говоря эти жалкие, подобострастные, неискренние слова, она все крепче прижимала к груди газетный сверток, а я цепко схватывал глазами каждое ее движение и обмирал при каждом ее слове, и веря и не веря, что она может отдать, вернуть, а Кроня может положить сверток обратно в мешок и унести.Это дико, нелепо, но это правда: я обрадовался, когда Кроня ушел», -  описывает Крестинский мысли героя рассказа «Довоенные мои игры», который сам не верит насколько циничным сделал его голод, что тот хочет, чтобы Кроня - его близкий друг - быстрее ушел, оставив принесенный кусок мяса.

Холод и голод оставались верными спутниками ленинградцев до самых последних дней блокады, и если с первым можно было справиться, отправляя в печи книги и домашнюю утварь, то последний не покидал их никогда. Но не так страшен голод, как то, что он делает с людьми. Тем не менее, жители блокадного Ленинграда отстояли город и не сдали его врагу, несмотря на все невзгоды и лишения.